Мне кажется, я не постила сюда это эссе. По "Tabula Rasa" - да, а это нет, только на форум и в сообщество.
читать дальшеМюзикл, правду сказать, один из моих любимейших эпизодов. ИМХО, это переломный момент всего сериала. Возможно, некоторые вещи оставались бы под спудом намного дольше, кабы не Милашка с его музыкальной микстурой истины. Как и положено микстуре, она оказались довольно горькой – но некоторые нарывы вскрыла.
Итак, ария первая, Going through the motions. Баффи гуляет по кладбищу и жалуется на все то, о чем я писала в предыдущих четырех частях: на свою оторванность, на то, что ее миссия утратила смысл и на то, что сквозь ее сердце ничто не проникает. Накопившееся еще с пятого сезона одиночество требует выхода. Но – забавная деталь! По ходу прогулки Баффи спасает приносимого в жертву парня. Паренек – надо признать, прямо с обложки дамских романов – трогательно спрашивает нашу доблестную Истребительницу: «How can I repay you?» с подтекстом, полагаю, ясней ясного. И что наша Баффи? Поет дальше, не оглядываясь. Возникает законный вопрос – если уж она просто хочет чего-то испытывать, так не все ли равно, с кем? Не все ли равно, кого использовать? Причем, молодой человек явно ЧЕЛОВЕК и явно не против расплачиваться натурой
.
Ария вторая (из тех, что нас интересуют на предмет анализа, а в эпизоде пятая, по-моему), Rest in peace. Баффи является на кладбище с целью разузнать что-то о происходящем, но Спайк несколько не в настроении. То ли действительно не с той ноги встал, то ли уже к бутылке приложился.
Итак, Спайк саркастично интересуется, не пришла ли она спеть ему. А узнав, что нет, разочарованно определяет Баффины намерения как очередное выкачивание информации. Фраза, если брать в отрыве от контекста, вполне себе невинная, но Бафф, произнеся в ответ «What else would I wanna pump you for?», тотчас съеживается, бормоча «Неужели я действительно это сказала?» То есть, ее мысли относительно Спайка текут в прежнем русле
. При этом, см. выше, прочих выражающих-признательность-полуголых-фотомоделей она воспринимает как объекты кладбищенской природы
.
Далее следует всеми любимая песенка «Не ходи, дорогая, на могилку мою». Короче, Баффи ставится ультиматум – или туда, или сюда, но не туда-сюда. Насколько Спайк горазд исполнять ультиматумы такого рода, это уже другой вопрос. Просто в итоге становится ясно – никакой дружбы *a-la Харрис* тут нет и в дальнейшем не будет. Но вот чего Спайк не знает (зато чует) – что Баффи совсем не «unimpressed», а очень даже наоборот. Иначе не сбежала бы так быстро от его признаний – только каблучки мелькнули. Кстати, с момента ее воскрешения, с того момента, когда он держал ее разбитые о гроб ладони, он больше настолько интимно к ней не прикасался. Даже при совместном падении в яму его руки раскинуты настолько далеко, насколько возможно. Спайк поставил себе барьер в их отношениях – быть ей только компаньоном, но он все сильней чувствовал, как барьер прогибается с другой стороны, чувствовал интуитивно, но ничего явственного вроде и не происходило. Именно это несоответствие внешнего и внутреннего его мучило. Вот откуда «I don't wanna play». На самом-то деле игры и не начались еще, не случилось практически ничего, за что он мог бы упрекнуть Баффи как за игру. Но Спайк ощущал: она шельмует – и с ним, и с собой.
Поэтому он злится. Особенно сильно, разумеется, после того, как Баффи отвергла его помощь по очередному спасению Донни. Это можно понять хотя бы из фразы «I'm free if that bitch dies!» (просто какой-то откат к пятому сезону, к его возгласам из «Crush») или по «I'll save her, then I'll kill her» (думается, каждый из нас хоть раз подобным образом возмущался по поводу ближних). Да что там, он настолько сердит, что даже позабыл дорогу к «Бронз» и заблудился в каком-то переулке.
Согласитесь, у него веские причины недоумевать. Ведь еще в прошлой серии их отношения, хоть и слегка напряженные, все равно оставались уважительными, если уж не дружественными. А сколько раз до того Баффи не стеснялась задействовать его с аналогичными целями! Так почему же теперь она ловит Спайка на слове? Почему принимает его кладбищенский ультиматум и фактически заставляет уйти, хотя ее друзья отказываются помогать? Ведь речь идет о Дон, о том, что, по идее, стоит для Баффи на первом месте, вне личных симпатий или антипатий.
Спайк: Слушай, плюнь на них, Истребительница. Я тебя прикрою.
Баффи: Я думала, ты хотел, чтобы я оставила тебя в покое. Разве не об этом ты пел?
Спайк: Прекрасно. Я надеюсь, что ты будешь танцевать, пока не сгоришь. Ты и Little bit.
Для меня ее отказ выглядел странно до последнего просмотра мюзикла. Ну, допустим, ее смущают Спайковы признания. Но раз других помощников не предвидится, то неужели такие мелочи важнее спасения сестры?
Но потом я по-новому выслушала ответы Баффи Дон и Милашке:
– Не волнуйся. Ты никуда не пойдешь. Пойду я.
– Таковы условия. Я не могу убить тебя? Значит, ты берешь меня в Хеллсвилль вместо нее.
Много звучало обвинений «самоубийства» Баффи в пятом и практически столько же -
ее желания предаться у руки правосудия после мнимого убийства Катрины. Но я не помню, чтобы где-то ее обвиняли в бегстве от суровой действительности путем замужества. Помните разговор с Виллоу в «Магической шкатулке» во время дуэта Тары и Джайлза?
Когда Баффи произносила «you wanted me to stay away from you», она уже знала, что условия магической сделки не позволяют ей убить Милашку, собираясь заменить собой Дон – и не хотела, чтобы Спайк при этом присутствовал. Это сильно усложнило бы (а то и вовсе сделало бы невозможным) для нее подобный уход не только потому, что влюбленный вампир ей обязательно попытался бы помешать, но и оттого, что она и сама могла бы не справиться, не смогла бы уйти, будь он рядом. Не говоря уж о том, что и Спайку пришлось бы несладко: однозначно морально, и с большой вероятностью – физически (как раз то, чего она всегда боялась).
Итак, Истребительница собралась оставить вампира в покое навсегда. И ей в голову не пришло, что точно так же, как Спайк махнул рукой на свои призывы дать ему упокоиться, он проигнорирует и ее колкость («I'm free if that bitch dies!» – но «I better help her out»). Ведь даже друзья отреклись от нее («Один за другим они отворачиваются от меня, полагаю, мои друзья не силах выдержать этот холод»), хотя она ничем их не обижала, скорей, наоборот, а вот его задела специально; да и как она могла бы предположить подобное, если все мужчины вокруг предавали ее лишь потому, что она не соответствовала их ожиданиям, начиная с папаши Хэнка и заканчивая Харрисом (уж не упоминая про бойфрендов, состоявшихся или не очень). Хотя, вообще-то, могла бы, знай Баффи, насколько богатый опыт по части долготерпения приобрел Спайк за последнюю сотню лет.
Причем, в данном конкретном случае он злится на нее, поскольку полагает, что Истребительнице его признания смешны (Buffy's laughing, I've no doubt – Баффи сейчас потешается, я не сомневаюсь), а меньше всего на свете Спайку хотелось бы выглядеть смешным именно в ее глазах.
О чем же поет Баффи в «Walk Through The Fire»? Продолжая тему «Going through the motions», прежде всего, о том, что (рискну вспомнить свой рифмованный перевод, хоть он и не совсем точен):
– Коснусь огня – он словно лёд,
В нём только чернота и муть.
Уж лучше пусть мне руки обожжёт –
Хочу огонь вернуть!
Символика огня даже в данной конкретной песне представлена весьма широко, не говоря уж о мюзикле в целом. Во-первых, пламя, которое хочет вернуть Истребительница. Я уже писала, что это иносказательное обозначение ее любви еще со времен «Intervention». Во-вторых, факел, упомянутый Спайком («Факел, что я разжег, опаляет меня»). В принципе, тот же символ, но лично для него. В- третьих, загадочная фраза Джайлза «Что нужно, чтобы высечь искру?» И, в-четвертых, Милашкино «That single flame ain't what they had in mind. It's what they have inside» – «Единственное пламя – не которое они подразумевают (*которое в разуме*), а которое у них внутри» (эй, мы все помним, что «любовь – не разум, это кровь, которая кричит внутри»?).
Баффи просто не в состоянии больше жить, не давая воли чувствам, не «обжигаясь» ими. «Да. Сила, упругость ... это все слова для твердости. Я начинаю чувствовать, что... Истребительство превращает меня в камень».
«Возможно, быть превосходной Истребительницей означает быть слишком твердой, чтобы любить вообще. Я уже чувствую, что мне тяжело произнести эти слова». (с) Intervention
Да, такие трудные три слова… До сих пор она боится их произносить, и боится выпускать чувства, которые они выражают – почему, было сказано выше: во избежание летальных последствий, во избежание новой опасности и боли.
Но теперь удерживаемые под спудом чувства могут ее уничтожить. По словам Милашки, «Все сердца вынуждены открыться – это болезненно, так что некоторые клиенты просто начинают воспламеняться». Практически, думаю, чем глубже тайна, и чем дольше она была скрыта, тем больше шансов сгореть у ее владельца.
Только вот, ИМХО, тайна Баффи тут не только в том, что друзья вытащили ее из рая, а как раз в том, почему она отвергает саму мысль о любви (запихнув в подсознание настолько далеко, что уже не может понять «Why can't I feel?» - а ведь раньше хоть смутно, но ощущала, что это напрямую связано с ее Даром), и почему, соответственно, ей «не о чем петь». Можно заметить, что в перечне «радостей жизни» и «миллионов вещей» кое-чего не достает.
Вся радость,
Ниспосланная жизнью,
Семья
И друзья.
И все? Явно не достаточно, чтобы поддерживать интерес к жизни. Учитывая, что собой представляют друзья и семья Истребительницы на данный момент, морально терроризирующие ее с момента воскрешения. Они не могут дать выход «пламени», они вообще, по большому счету, ничего ей сейчас дать не могут, поскольку приучены брать.
Для того, чтобы возродить «холодный и черный» огонь (а, вернее, проломить лед, который его сдерживает) ей нужна искра от другого, не менее яркого источника, чем тот, который она похоронила когда-то в своей душе («Ты любишь всей душей. Это ярче, чем огонь...» (с) Intervention). Тот самый факел. Не даром упоминание о нем идет сразу после фразы о возвращении огня.
Баффи, конечно, ничего такого и близко делать не намеревалась. Она в энный раз «спасала день» и очередное самопожертвование представлялось ей подходящим выходом (и разрешением ставших напряженно-тягостными, явно движущимися в опасную сторону отношений со Спайком), раз уж в этой жизни ощущала себя настолько лишней. И ушла бы – пусть не в качестве королевы Хеллсвилля, а в качестве очередного пиротехнического шоу на потеху Милашки (ведь ее так называемые друзья и не подумали остановить танец, хотя знали, чем он закончится) – но, по счастью, Спайк действительно говорит одно, а делает совершенно другое.
Он останавливает ее – как ответ на вопрос "О чем мне петь?". Он своим появлением и «You have to go one living» будто заполняет паузу в песне – когда остальные (упомянутые друзья и семья) молчат и бездействуют. То самое недостающее звено, о котором стоит петь. Из-за которого стоит жить.
Но Спайк не догадывается от этом, конечно, не догадывается, что именно требуется Истребительнице для того чтобы «просто жить», и в итоге выжить.
После того, как ее огненный танец прервался, Баффи определенно выглядит смущенной. Она не принимает участие в дальнейшем разговоре Скубей и Милашки – хотя проблема с «Невестой для ада» все еще не решена. Она едва ли пару раз оглядывается в ту сторону – а в основном заворожено смотрит на Спайка, даже тогда, когда сам он все же отвлекается на происходящее. То, что они поют вместе, в общем, ничего особого не значит (если не считать многозначительности произносимого «куда же нам теперь идти, быстрого взгляда и столь же быстро опущенных глаз), – но интересно, что до самого финала именно спаффского дуэта мы не слышали. А вот в ряд они выстраиваются уже четко попарно, и когда Спайк выдергивает руку, на лице Баффи отражается не только смущение, но и огорчение.
Спайк говорит, что «В тот день, когда ты определишься со своими желаниями, впору будет устроить парад». Но ведь это уже произошло: тромбоны звучат, и Баффи знает, чего хочет – вот сейчас, пока еще действует остаточное заклятие искренности.
Она знает – то, что ей необходимо, не там, в «Бронз», с друзьями и Дон. И она не остается допеть песню с ними, а догоняет Спайка в переулке. И обращается к нему так, словно на миг к ним возвращается прежняя доверительность, словно они опять – вдвоем за пределами мира, за пределами дружественно-родственных обязательств, превратившихся в непосильный груз. Она избавлена от необходимости скрывать одну тайну, но остается другая – неясность их отношений, тайна, которая на самом деле намного глубже и старше предыдущей. Интимный момент, когда Спайк ее фактически спас, когда обратился к ней с такой нежностью и сочувствием, отбросив свою досаду и раздражение; когда она была мертва для остальных, своей инертностью потерявших сейчас на нее «законные» права, мертва для всех, кроме него, пожелавшего ей жизни – миновал, и Спайк вновь ощущает себя лишним в общем хоре. Но подобным обращением он таки сломал успевшие закостенеть за последний месяц барьеры испуганного сердца, и она вновь начинает петь, когда обиженный вампир отсылает ее обратно – чтобы быть услышанной и понятой, ибо обычные слова тут не помогут («Look, you don't have to say anything»).
But I just want to feel…
Когда Спайк поет о своих чувствах, мы ведь все понимаем, что под этим подразумевается.
But you can make me
Feel…
Замените «заставляешь чувствовать» на «заставляешь любить» – и это будет естественно и правомерно. Но почему же мы отказываем Баффи в подобной интерпретации ее «feel»? Проделайте то же самое – и услышите «Я просто хочу любить…». Повторю – ей трудно даются разговоры о «любви», и сами мысли о любви, настолько, что она вообще почти на них не способна (т.е., на мысли и слова). И теперь, и впредь «любовь» в ее устах будет заменяться менее значимым, и оттого менее фатальным синонимом.
Теперь Спайк уже не может развернуться и уйти. Песня захватывает их обоих, и вот она – та самая ожидаемая серенада, только для него. Заметно, как просыпается исчезнувшая было надежда, и все же Спайк медлит до последнего. Не позволяя поверить, не рискуя сделать что-то против ее воли. Лишь когда Баффи первой целует его, он ей отвечает.
Это окончательный выбор – ее выбор. Не потому, что «он заслужил» – хотя заслужил. Не потому что он –«тот, кто нужен» (хотя и правда тот). Это не награда «самому чуткому» и не осознанное предпочтение «лучшему удовлетворителю потребностей». Истина не только в том, что Спайк вытащил ее из убыстрившегося процесса умирания, а потому что Баффи после его слов увидела возможность жить дальше. А раз жить дальше, то ответить на любовь. Ответить на то, от чего она отгораживалась всю серию.
До сих пор инстинкты и страх диктовали Истребительнице свои условия, однако внезапно они померкли. Пусть ненадолго, но этого хватило, и она сделала шаг вперед – навстречу Спайку. Ничто отныне не будет таким, как прежде, и в момент откровения (первого, но далеко не последнего) между ними, неважно, сколько последует отрицаний. Не вызови Зендер Милашку, не попади Баффи под заклинание – Бог весть, как бы обернулось. Они стояли на грани, уже не друзья, но еще не любовники. Их отношения зашли в тупик, из которого Баффи – и только она сама могла это сделать – нашла единственную дорогу. Разумеется, избранная дорога чревата роковыми дилеммами, зато интуитивно верна – ибо ложь порочна. Дорога прочих пар пока так и осталась туманной – они не нашли ответа. Но дорога для Баффи и Спайка – дорога к дому – наконец-то определилась.
Для меня финал OMWF символически «рифмуется» еще и с финалом «Chosen».
В строчке «I touch the fire and it freezes me» Баффи не в силах ощутить огонь своей любви – и отдергивает руку от холода. Она не в силах объяснить свои чувства – и не может правильно их назвать. Все, что подвластно Баффи – бесцельно и беспомощно сгорать в танце. Но в «Chosen» огонь, навстречу которому она протянула пальцы, не обжег ее холодом. Более того, жар души, сознательно пожертвованной миру, дал ей силу – нет, не почувствовать, а наконец-то озвучить свою любовь. Сказать те самые трудные слова… Но до того – еще полтора сезона. А пока наши спаффики не думали даже о том, что будет завтра – вообще ни о чем не думали, наконец-то позволив себе роскошь чувств без страха и упрека хоть на мгновение.
Точка невозвращения
Past the point of no return –
No going back now:
Our passion-play has now,
At last, begun…
Past all thought of right or wrong –
Оne final question:
How long should we two wait,
Before we're one…?
When will the blood
Begin to race,
The sleeping bud
Burst into bloom?
When will the flames,
At last, consume us…?
Past the point of no return,
The final threshold –
The bridge is crossed, so stand
And watch it burn…
We've passed the point of no return…
Э.Л. Уэббер Призрак Оперы
And we are caught in the fire
The point of no return
OMWF
No going back now:
Our passion-play has now,
At last, begun…
Past all thought of right or wrong –
Оne final question:
How long should we two wait,
Before we're one…?
When will the blood
Begin to race,
The sleeping bud
Burst into bloom?
When will the flames,
At last, consume us…?
Past the point of no return,
The final threshold –
The bridge is crossed, so stand
And watch it burn…
We've passed the point of no return…
Э.Л. Уэббер Призрак Оперы
And we are caught in the fire
The point of no return
OMWF
читать дальшеМюзикл, правду сказать, один из моих любимейших эпизодов. ИМХО, это переломный момент всего сериала. Возможно, некоторые вещи оставались бы под спудом намного дольше, кабы не Милашка с его музыкальной микстурой истины. Как и положено микстуре, она оказались довольно горькой – но некоторые нарывы вскрыла.
Итак, ария первая, Going through the motions. Баффи гуляет по кладбищу и жалуется на все то, о чем я писала в предыдущих четырех частях: на свою оторванность, на то, что ее миссия утратила смысл и на то, что сквозь ее сердце ничто не проникает. Накопившееся еще с пятого сезона одиночество требует выхода. Но – забавная деталь! По ходу прогулки Баффи спасает приносимого в жертву парня. Паренек – надо признать, прямо с обложки дамских романов – трогательно спрашивает нашу доблестную Истребительницу: «How can I repay you?» с подтекстом, полагаю, ясней ясного. И что наша Баффи? Поет дальше, не оглядываясь. Возникает законный вопрос – если уж она просто хочет чего-то испытывать, так не все ли равно, с кем? Не все ли равно, кого использовать? Причем, молодой человек явно ЧЕЛОВЕК и явно не против расплачиваться натурой

Ария вторая (из тех, что нас интересуют на предмет анализа, а в эпизоде пятая, по-моему), Rest in peace. Баффи является на кладбище с целью разузнать что-то о происходящем, но Спайк несколько не в настроении. То ли действительно не с той ноги встал, то ли уже к бутылке приложился.
Итак, Спайк саркастично интересуется, не пришла ли она спеть ему. А узнав, что нет, разочарованно определяет Баффины намерения как очередное выкачивание информации. Фраза, если брать в отрыве от контекста, вполне себе невинная, но Бафф, произнеся в ответ «What else would I wanna pump you for?», тотчас съеживается, бормоча «Неужели я действительно это сказала?» То есть, ее мысли относительно Спайка текут в прежнем русле


Далее следует всеми любимая песенка «Не ходи, дорогая, на могилку мою». Короче, Баффи ставится ультиматум – или туда, или сюда, но не туда-сюда. Насколько Спайк горазд исполнять ультиматумы такого рода, это уже другой вопрос. Просто в итоге становится ясно – никакой дружбы *a-la Харрис* тут нет и в дальнейшем не будет. Но вот чего Спайк не знает (зато чует) – что Баффи совсем не «unimpressed», а очень даже наоборот. Иначе не сбежала бы так быстро от его признаний – только каблучки мелькнули. Кстати, с момента ее воскрешения, с того момента, когда он держал ее разбитые о гроб ладони, он больше настолько интимно к ней не прикасался. Даже при совместном падении в яму его руки раскинуты настолько далеко, насколько возможно. Спайк поставил себе барьер в их отношениях – быть ей только компаньоном, но он все сильней чувствовал, как барьер прогибается с другой стороны, чувствовал интуитивно, но ничего явственного вроде и не происходило. Именно это несоответствие внешнего и внутреннего его мучило. Вот откуда «I don't wanna play». На самом-то деле игры и не начались еще, не случилось практически ничего, за что он мог бы упрекнуть Баффи как за игру. Но Спайк ощущал: она шельмует – и с ним, и с собой.
Поэтому он злится. Особенно сильно, разумеется, после того, как Баффи отвергла его помощь по очередному спасению Донни. Это можно понять хотя бы из фразы «I'm free if that bitch dies!» (просто какой-то откат к пятому сезону, к его возгласам из «Crush») или по «I'll save her, then I'll kill her» (думается, каждый из нас хоть раз подобным образом возмущался по поводу ближних). Да что там, он настолько сердит, что даже позабыл дорогу к «Бронз» и заблудился в каком-то переулке.
Согласитесь, у него веские причины недоумевать. Ведь еще в прошлой серии их отношения, хоть и слегка напряженные, все равно оставались уважительными, если уж не дружественными. А сколько раз до того Баффи не стеснялась задействовать его с аналогичными целями! Так почему же теперь она ловит Спайка на слове? Почему принимает его кладбищенский ультиматум и фактически заставляет уйти, хотя ее друзья отказываются помогать? Ведь речь идет о Дон, о том, что, по идее, стоит для Баффи на первом месте, вне личных симпатий или антипатий.
Спайк: Слушай, плюнь на них, Истребительница. Я тебя прикрою.
Баффи: Я думала, ты хотел, чтобы я оставила тебя в покое. Разве не об этом ты пел?
Спайк: Прекрасно. Я надеюсь, что ты будешь танцевать, пока не сгоришь. Ты и Little bit.
Для меня ее отказ выглядел странно до последнего просмотра мюзикла. Ну, допустим, ее смущают Спайковы признания. Но раз других помощников не предвидится, то неужели такие мелочи важнее спасения сестры?
Но потом я по-новому выслушала ответы Баффи Дон и Милашке:
– Не волнуйся. Ты никуда не пойдешь. Пойду я.
– Таковы условия. Я не могу убить тебя? Значит, ты берешь меня в Хеллсвилль вместо нее.
Много звучало обвинений «самоубийства» Баффи в пятом и практически столько же -
ее желания предаться у руки правосудия после мнимого убийства Катрины. Но я не помню, чтобы где-то ее обвиняли в бегстве от суровой действительности путем замужества. Помните разговор с Виллоу в «Магической шкатулке» во время дуэта Тары и Джайлза?
Когда Баффи произносила «you wanted me to stay away from you», она уже знала, что условия магической сделки не позволяют ей убить Милашку, собираясь заменить собой Дон – и не хотела, чтобы Спайк при этом присутствовал. Это сильно усложнило бы (а то и вовсе сделало бы невозможным) для нее подобный уход не только потому, что влюбленный вампир ей обязательно попытался бы помешать, но и оттого, что она и сама могла бы не справиться, не смогла бы уйти, будь он рядом. Не говоря уж о том, что и Спайку пришлось бы несладко: однозначно морально, и с большой вероятностью – физически (как раз то, чего она всегда боялась).
Итак, Истребительница собралась оставить вампира в покое навсегда. И ей в голову не пришло, что точно так же, как Спайк махнул рукой на свои призывы дать ему упокоиться, он проигнорирует и ее колкость («I'm free if that bitch dies!» – но «I better help her out»). Ведь даже друзья отреклись от нее («Один за другим они отворачиваются от меня, полагаю, мои друзья не силах выдержать этот холод»), хотя она ничем их не обижала, скорей, наоборот, а вот его задела специально; да и как она могла бы предположить подобное, если все мужчины вокруг предавали ее лишь потому, что она не соответствовала их ожиданиям, начиная с папаши Хэнка и заканчивая Харрисом (уж не упоминая про бойфрендов, состоявшихся или не очень). Хотя, вообще-то, могла бы, знай Баффи, насколько богатый опыт по части долготерпения приобрел Спайк за последнюю сотню лет.
Причем, в данном конкретном случае он злится на нее, поскольку полагает, что Истребительнице его признания смешны (Buffy's laughing, I've no doubt – Баффи сейчас потешается, я не сомневаюсь), а меньше всего на свете Спайку хотелось бы выглядеть смешным именно в ее глазах.
О чем же поет Баффи в «Walk Through The Fire»? Продолжая тему «Going through the motions», прежде всего, о том, что (рискну вспомнить свой рифмованный перевод, хоть он и не совсем точен):
– Коснусь огня – он словно лёд,
В нём только чернота и муть.
Уж лучше пусть мне руки обожжёт –
Хочу огонь вернуть!
Символика огня даже в данной конкретной песне представлена весьма широко, не говоря уж о мюзикле в целом. Во-первых, пламя, которое хочет вернуть Истребительница. Я уже писала, что это иносказательное обозначение ее любви еще со времен «Intervention». Во-вторых, факел, упомянутый Спайком («Факел, что я разжег, опаляет меня»). В принципе, тот же символ, но лично для него. В- третьих, загадочная фраза Джайлза «Что нужно, чтобы высечь искру?» И, в-четвертых, Милашкино «That single flame ain't what they had in mind. It's what they have inside» – «Единственное пламя – не которое они подразумевают (*которое в разуме*), а которое у них внутри» (эй, мы все помним, что «любовь – не разум, это кровь, которая кричит внутри»?).
Баффи просто не в состоянии больше жить, не давая воли чувствам, не «обжигаясь» ими. «Да. Сила, упругость ... это все слова для твердости. Я начинаю чувствовать, что... Истребительство превращает меня в камень».
«Возможно, быть превосходной Истребительницей означает быть слишком твердой, чтобы любить вообще. Я уже чувствую, что мне тяжело произнести эти слова». (с) Intervention
Да, такие трудные три слова… До сих пор она боится их произносить, и боится выпускать чувства, которые они выражают – почему, было сказано выше: во избежание летальных последствий, во избежание новой опасности и боли.
Но теперь удерживаемые под спудом чувства могут ее уничтожить. По словам Милашки, «Все сердца вынуждены открыться – это болезненно, так что некоторые клиенты просто начинают воспламеняться». Практически, думаю, чем глубже тайна, и чем дольше она была скрыта, тем больше шансов сгореть у ее владельца.
Только вот, ИМХО, тайна Баффи тут не только в том, что друзья вытащили ее из рая, а как раз в том, почему она отвергает саму мысль о любви (запихнув в подсознание настолько далеко, что уже не может понять «Why can't I feel?» - а ведь раньше хоть смутно, но ощущала, что это напрямую связано с ее Даром), и почему, соответственно, ей «не о чем петь». Можно заметить, что в перечне «радостей жизни» и «миллионов вещей» кое-чего не достает.
Вся радость,
Ниспосланная жизнью,
Семья
И друзья.
И все? Явно не достаточно, чтобы поддерживать интерес к жизни. Учитывая, что собой представляют друзья и семья Истребительницы на данный момент, морально терроризирующие ее с момента воскрешения. Они не могут дать выход «пламени», они вообще, по большому счету, ничего ей сейчас дать не могут, поскольку приучены брать.
Для того, чтобы возродить «холодный и черный» огонь (а, вернее, проломить лед, который его сдерживает) ей нужна искра от другого, не менее яркого источника, чем тот, который она похоронила когда-то в своей душе («Ты любишь всей душей. Это ярче, чем огонь...» (с) Intervention). Тот самый факел. Не даром упоминание о нем идет сразу после фразы о возвращении огня.
Баффи, конечно, ничего такого и близко делать не намеревалась. Она в энный раз «спасала день» и очередное самопожертвование представлялось ей подходящим выходом (и разрешением ставших напряженно-тягостными, явно движущимися в опасную сторону отношений со Спайком), раз уж в этой жизни ощущала себя настолько лишней. И ушла бы – пусть не в качестве королевы Хеллсвилля, а в качестве очередного пиротехнического шоу на потеху Милашки (ведь ее так называемые друзья и не подумали остановить танец, хотя знали, чем он закончится) – но, по счастью, Спайк действительно говорит одно, а делает совершенно другое.
Он останавливает ее – как ответ на вопрос "О чем мне петь?". Он своим появлением и «You have to go one living» будто заполняет паузу в песне – когда остальные (упомянутые друзья и семья) молчат и бездействуют. То самое недостающее звено, о котором стоит петь. Из-за которого стоит жить.
Но Спайк не догадывается от этом, конечно, не догадывается, что именно требуется Истребительнице для того чтобы «просто жить», и в итоге выжить.
После того, как ее огненный танец прервался, Баффи определенно выглядит смущенной. Она не принимает участие в дальнейшем разговоре Скубей и Милашки – хотя проблема с «Невестой для ада» все еще не решена. Она едва ли пару раз оглядывается в ту сторону – а в основном заворожено смотрит на Спайка, даже тогда, когда сам он все же отвлекается на происходящее. То, что они поют вместе, в общем, ничего особого не значит (если не считать многозначительности произносимого «куда же нам теперь идти, быстрого взгляда и столь же быстро опущенных глаз), – но интересно, что до самого финала именно спаффского дуэта мы не слышали. А вот в ряд они выстраиваются уже четко попарно, и когда Спайк выдергивает руку, на лице Баффи отражается не только смущение, но и огорчение.
Спайк говорит, что «В тот день, когда ты определишься со своими желаниями, впору будет устроить парад». Но ведь это уже произошло: тромбоны звучат, и Баффи знает, чего хочет – вот сейчас, пока еще действует остаточное заклятие искренности.
Она знает – то, что ей необходимо, не там, в «Бронз», с друзьями и Дон. И она не остается допеть песню с ними, а догоняет Спайка в переулке. И обращается к нему так, словно на миг к ним возвращается прежняя доверительность, словно они опять – вдвоем за пределами мира, за пределами дружественно-родственных обязательств, превратившихся в непосильный груз. Она избавлена от необходимости скрывать одну тайну, но остается другая – неясность их отношений, тайна, которая на самом деле намного глубже и старше предыдущей. Интимный момент, когда Спайк ее фактически спас, когда обратился к ней с такой нежностью и сочувствием, отбросив свою досаду и раздражение; когда она была мертва для остальных, своей инертностью потерявших сейчас на нее «законные» права, мертва для всех, кроме него, пожелавшего ей жизни – миновал, и Спайк вновь ощущает себя лишним в общем хоре. Но подобным обращением он таки сломал успевшие закостенеть за последний месяц барьеры испуганного сердца, и она вновь начинает петь, когда обиженный вампир отсылает ее обратно – чтобы быть услышанной и понятой, ибо обычные слова тут не помогут («Look, you don't have to say anything»).
But I just want to feel…
Когда Спайк поет о своих чувствах, мы ведь все понимаем, что под этим подразумевается.
But you can make me
Feel…
Замените «заставляешь чувствовать» на «заставляешь любить» – и это будет естественно и правомерно. Но почему же мы отказываем Баффи в подобной интерпретации ее «feel»? Проделайте то же самое – и услышите «Я просто хочу любить…». Повторю – ей трудно даются разговоры о «любви», и сами мысли о любви, настолько, что она вообще почти на них не способна (т.е., на мысли и слова). И теперь, и впредь «любовь» в ее устах будет заменяться менее значимым, и оттого менее фатальным синонимом.
Теперь Спайк уже не может развернуться и уйти. Песня захватывает их обоих, и вот она – та самая ожидаемая серенада, только для него. Заметно, как просыпается исчезнувшая было надежда, и все же Спайк медлит до последнего. Не позволяя поверить, не рискуя сделать что-то против ее воли. Лишь когда Баффи первой целует его, он ей отвечает.
Это окончательный выбор – ее выбор. Не потому, что «он заслужил» – хотя заслужил. Не потому что он –«тот, кто нужен» (хотя и правда тот). Это не награда «самому чуткому» и не осознанное предпочтение «лучшему удовлетворителю потребностей». Истина не только в том, что Спайк вытащил ее из убыстрившегося процесса умирания, а потому что Баффи после его слов увидела возможность жить дальше. А раз жить дальше, то ответить на любовь. Ответить на то, от чего она отгораживалась всю серию.
До сих пор инстинкты и страх диктовали Истребительнице свои условия, однако внезапно они померкли. Пусть ненадолго, но этого хватило, и она сделала шаг вперед – навстречу Спайку. Ничто отныне не будет таким, как прежде, и в момент откровения (первого, но далеко не последнего) между ними, неважно, сколько последует отрицаний. Не вызови Зендер Милашку, не попади Баффи под заклинание – Бог весть, как бы обернулось. Они стояли на грани, уже не друзья, но еще не любовники. Их отношения зашли в тупик, из которого Баффи – и только она сама могла это сделать – нашла единственную дорогу. Разумеется, избранная дорога чревата роковыми дилеммами, зато интуитивно верна – ибо ложь порочна. Дорога прочих пар пока так и осталась туманной – они не нашли ответа. Но дорога для Баффи и Спайка – дорога к дому – наконец-то определилась.
Для меня финал OMWF символически «рифмуется» еще и с финалом «Chosen».
В строчке «I touch the fire and it freezes me» Баффи не в силах ощутить огонь своей любви – и отдергивает руку от холода. Она не в силах объяснить свои чувства – и не может правильно их назвать. Все, что подвластно Баффи – бесцельно и беспомощно сгорать в танце. Но в «Chosen» огонь, навстречу которому она протянула пальцы, не обжег ее холодом. Более того, жар души, сознательно пожертвованной миру, дал ей силу – нет, не почувствовать, а наконец-то озвучить свою любовь. Сказать те самые трудные слова… Но до того – еще полтора сезона. А пока наши спаффики не думали даже о том, что будет завтра – вообще ни о чем не думали, наконец-то позволив себе роскошь чувств без страха и упрека хоть на мгновение.
@темы: Баффи, Мысли вслух